С Гарри Бардиным я познакомилась в доме художника Бориса
Диодорова. Таким образом, тогда произошло два удивительных события: я-то
думала, что Диодоров, художник который нарисовал мои самые любимые
иллюстрации к сказкам Андерсена и к «Путешествию Нильса с дикими гусями»
– человек из позапрошлого века, а он оказался живой и прекрасный, и
Гарри Бардин, чьи мультфильмы всегда представлялись мне делом
нерукотворным, тоже оказался человеком неотразимого обаяния.
Бардин
снял много удивительных мультфильмов, но его «Гадкий утенок», который
вышел на экраны в 2010 году – это не просто произведение искусства, но и
настоящий поступок. Потому что он поставил перед собой исключительно
сложную, почти невыполнимую задачу и исполнил задуманное, то есть
продолжал полет при полной остановке двигателя – закончились деньги. Вот
почему у него все и получилось. Он умеет летать и поэтому сумел
рассказать о том, как взлетел утенок, оказавшийся лебедем. В пору
отвратительных «кассовых» фильмов и сериалов о том, как нужно
зарабатывать деньги и что бывает с теми, кто зарабатывать не умеет или
не готов ради этого на полное расчеловечивание, он решился напомнить о
чуде и взял на себя его защиту. И сделал это с той безудержной радостью,
которая всегда наполовину состоит из грусти, весело и под бессмертную
музыку. Сейчас везде другая музыка, другие радости и другое веселье,
поэтому поступок был отчаянный. Но у него получилось и теперь утенок
Бардина недостижим для охотников, которым нужна дичь на ужин.
И вот он мне звонит и приглашает 14 мая в Овальный зал Библиотеки иностранной литературы.
Оказалось,
что Бардин написал книгу воспоминаний «И вот наступило потом…» и
пригласил друзей отпраздновать ее выход в свет. Так вот, для меня
событием оказалась не только книга, но и этот вечер.
Овальный зал – это старинная комната, доверху заставленная книжными стеллажами, что подразумевает особую тональность.
Овальный
зал – это помещение на сто с лишним гостей, и недаром Гарри Яковлевич
сказал, что знает почти всех присутствующих в зале. То есть главным было
не сколько, а кто.
Овальный зал – это миниатюрная сцена (я все
время ловила себя на мысли, что она тоже из его мультфильма). И вышли
на нее люди, встреча с которыми – россыпь самоцветов. Сам Гарри
Яковлевич – не только непревзойденный рассказчик, но и удивительный
исполнитель удивительных песен, в первую очередь военных и первых
послевоенных лет. Конечно, он для красного словца объявил, что написал
воспоминания о всей жизни и всех встречах – ну сам же знает, что
обманывает. Книжка тонкая, а историй у него – на несколько толстых
томов. И потом, он расчетлив как хирург – ни одного лишнего слова, и,
боже упаси, лишнего прилагательного. И какое же это оказалось забытое
наслаждение – и на сцене, и в книге, то есть в жизни.
Лично я
готова сколько угодно слушать историю про Владимира Спивакова. Как он за
день записал всю музыку к фильму, для чего специально прилетел из
Парижа. А потом спросил, нельзя ли ему озвучить в фильме кого-нибудь
доброго. Бардин сказал, что доброго уже нет, а есть злой Петух. Спиваков
согласился на Петуха. Он время от времени звонил и спрашивал, когда
будет запись. И вдруг Бардин узнает, что Юнеско присвоило Спивакову
звание «Артист мира» и сегодня в Париже происходит награждение.
«Вечером я позвонил Володе по мобильному.
– Володя!
– Да, Гарри! – при абсолютном слухе узнал он меня.
– Я тебя поздравляю.
– Спасибо, дорогой.
А я слышу по телефону шум толпы и звон бокалов. Вероятно, идет прием на высоком уровне.
– Ты скажи мне главное, – продолжил Володя.
– Что?
– Я буду озвучивать петуха?
Я, едва сдерживая смех (что волнует человека, только что получившего звание «Артист мира»), на полном серьезе отвечаю:
–
Ты знаешь, Володя, у меня были сомнения на твой счет, но сегодня, когда
ты награжден званием «Артист мира», ты достоин озвучивать петуха!»
Гарри
Яковлевич до обидного мало написал о великом музыканте Николае Петрове,
о Юрии Белявском, о Зиновии Гердте, вообще всего – до обидного мало. Но
и тут есть свой секрет. Сейчас пора пухлых мемуаров: кой-кого ни о чем.
В книжных магазинах засилье этой продукции. Никому не известные люди
вдруг пускаются в воспоминания, из которых выясняется, что они дружили с
о звездами и знают множество чужих секретов, которыми охотно делятся с
широкой публикой. Попадаются и «нетленки» граждан, чье имя на слуху: как
правило тоже продукт, вызывающий несварение.
А книга Бардина –
своего рода документ, удостоверенный судом чести. Читаешь и понимаешь,
что он отвечает за каждое написанное слово.
Кто был на сцене?
Дело в том, что сейчас без спонсоров ни поставить спектакль, ни снять
фильм, ни издать книгу невозможно. И вот режиссер или автор начинает со
сцены славить благодетеля. Оно и понятно, человек потратил деньги без
всякой выгоды – мог не тратить. Но эти вынужденные почести вызывают у
зрителей сначала неловкость, а потом брезгливость, которая не исчезает и
после того, как опустится занавес. Конечно, это был не концерт в
Кремлевском Дворце съездов, но был зал, была сцена и были люди в зале и
на сцене. И Гарри Бардин, сам того не ведая, и тут задел за живое: все
слова благодарности были неподдельными – людей не обманешь – а те, кто
выходил на сцену, были дорогими гостями. Замечательная альтистка
оркестра Владимира Спивакова, Светлана Степченко, которая озвучила
утенка, Владимир Качан, Юлий Ким… Бардин сказал Качану: давай мою
любимую – и он спел песню про кавалергардов из фильма «Звезда
пленительного счастья». И если кто не знал чего-нибудь про Гарри
Яковлевича, в это время многое можно было узнать. Юлий Ким – сплошные
аплодисменты. Сам Бардин бесподобно спел песню босяков «Шо твори…, ой шо
творится по тюрьмам ужасно, стоить, граждане, вам рассказать…»
А
на прощанье вышла директор библиотеки Екатерина Гениева – человек с
мотором «Ягуара». Это она устраивает такие праздники и по ее инициативе
была опубликована книга Бардина. И вот они стояли на сцене, благодарили
всех, кто пришел, и было непонятно: почему все так быстро закончилось?
***
А на другой день поздно вечером я случайно наткнулась на телепередачу «Свидетели», героем которой был Сергей Юрский.
Думала
– посмотрю минут десять, на большее не хватит, ведь передача
заканчивается во втором часу ночи. И на одном дыхании досмотрела до
конца.
Юрский рассказывал о своей жизни. Об эвакуации, о том, как
жил с родителями в крошечной комнате в цирке на Цветном бульваре,
потому что отец был руководителем Госцирка или как там называлась эта
организация, о том, как они наконец получили комнату в перенаселенной
коммунальной квартире и отцу не пришло в голову требовать отдельное
жилье, хоть он имел на это право. Он рассказывал о том, как люди вели
себя во время войны: «Это были хрустальные люди». И о том, как отец
начал пить, потому что ему было стыдно жить в сталинской отраве. И по
мере того, как Юрский говорил, у меня поползли мурашки, потому что
каждое его слово было выношенным, отлитым в каком-то драгоценном
металле и снайперски попадало в цель.
Потрясаюший рассказ о
труппе Товстоногова в БДТ – утраченный рай, жизнь под защитой гения. А
как он сказал: «Пьяный на сцене? У Товстоногова? Это было бы просто
предательство…»
Через двадцать лет эта жизнь кончилась. Оставил
квартиру в Ленинграде, переехал в Москву – это была внутренняя
эмиграция, уход в себя. Жил у Симонова, у Ии Савиной, в гостиницах, а на
работу никто не брал. Не дали работать у Ефремова, у Захарова – он
стал отверженным, потому что не поддерживал «генеральную линию». В
труппу «Моссовета» его приняли по просьбе Фаины Раневской. Его
воспоминания об этой великой актрисе стоят десятка пустых книжек с ее
анекдотами. Он рассказал, как Фаина Георгиевна читала Пушкина,
Маяковского, Бабеля – с листа, и это были великие спектакли, которые не
состоялись. Это была ее драма.
Рассказ о событиях в Праге в 1968
году, думаю, запомню навсегда. Просто потому что так об этом не сумел
сказать никто. В это время Сергей Юрский находился там на гастролях. Это
не прямая речь, пишу как запомнила: «я увидел Прагу в расцвете
человеческих талантов, потому что свобода – это не власть толпы, а
творчество всей страны… И наши усталые танкисты, которые не знали, в
какой город они пришли, некоторые думали, что он в Германии, которая
хочет на нас напасть…»
Знаете, как бывает, когда человек говорит –
и ты понимаешь, что он обращается к тебе. Именно и лично к тебе. Я
слушала, боясь обронить хоть слово, потому что именно этого мне остро не
хватало, и поняла я это, только увидев на ночном экране Сергея Юрского.
И
в самом конце он сказал, что в последнее время его все больше
интересует Сталин как реальный человек. Предел человеческих возможностей
– не тот, когда он превосходит сам себя, а когда человек становится
неограниченным властелином, может все – и начинает уничтожать других. И
еще: Сталин и сталинизм – разные вещи. Чья вина в том, что мы следили
друг за другом и предавали друг друга? Наша вина или его?
Передача
закончилась в двадцать минут второго, окна в домах давно погасли, по
экрану побежали титры, а я сидела и перебирала листочки, на которых
наспех записывала то, что он рассказал…
***
Но
самым удивительным было то, как эти два вечера почему-то скрепились в
моем сознании в одно целое. Гарри Бардин – одно государство, Сергей
Юрский – другое, два разных королевства. И наконец поняла. Я вспомнила,
как на Алтае меня угостили сметаной и только что испеченным хлебом. И я
остолбенела, почувствовав вкус натуральных продуктов. И даже после
феноменального путешествия по неописуемой красоты местам в моих
воспоминаниях этот вкус долго оставался на первом месте. Да, после
потока поддельных красот, ненастоящих голосов, пластмассовых звездочек
экрана, эфира и сцены, после трудно перевариваемых выступлений наших
заступников, избранников и предстоятелей, я вдруг увидела нечто
бесспорное и неподдельное.
Гарри Бардин за свою долгую творческую
жизнь не совершил ни одного коммерческого поступка. Он позволил себе
роскошь делать только то, что не продается, а дарится. И его камерный
праздник потому и остался в памяти как большой пир – там не было
здоровенных пластиковых тортов и приглашенных звезд, там были звезды,
которые с неба – их приглашать не надо, и они сияют потому что звезды.
И
Сергей Юрский, каждое слово которого было произнесено как последнее, то
есть честно и без всяких там условий и скидок на обстоятельства – он
обжег именно обезоруживающей неподдельностью.
Нас травят и душат
подделками, а мы бешено сопротивляемся. Идем к Бардину, включаем
передачу с Юрским. И вдруг откуда-то в окно вливается запах первых
пионов. Ну почему откуда-то ? Ведь на дворе май, и пионы настоящие,
крымские.
Ольга БОГУСЛАВСКАЯ