Школьники совсем одурели от безнаказанности.

 

Бить или не бить? Вот в чем на самом деле вопрос.

 

В одной из американских школ дети на уроке труда изготавливают розги, которыми их наказывают. Это не первоапрельский розыгрыш, а самая что ни на есть проза жизни американской школы. Следует уточнить, что скорее всего речь идет об изготовлении не розог, а паддлов — шлепалок, которые похожи на деревянные разделочные доски. Но суть вопроса от этого не меняется.

 

Запрет на применение физических мер воздействия принят только в 29 штатах США. При этом в 21 штате наказывать в школах не возбраняется. В основном эти штаты расположены на Юге США. Самое любопытное заключается в том, что почти год назад в конгресс был внесен законопроект о запрете порки школьников. Как предполагают эксперты, шансы на его принятие равны почти нулю. Никакие супер-пупер-технологии, методики не заменят хорошей розги, которые школьники делают для себя сами. Есть неуловимое сходство с гоголевской унтер-офицерской вдовой.

 

Конечно, телесные наказания в современной школе — нонсенс. Можно пересчитать по пальцам страны, где в школах учеников наказывают физически. В цивилизованном мире физические наказания рассматриваются как унижение личности ребенка.

 

Если Россия — родина слонов, то Англия — страна классического образования, в которой еще четверть века назад джентльменов выращивали с помощью розог. Казалось бы, Англия распрощалась с розгами окончательно и бесповоротно. Но призрак «унтер-офицерской вдовы» гордо реет над туманным Альбионом. В прошлом году там был проведен опрос, который дал просто шокирующие результаты. 49 процентов взрослых не против того, чтобы в школах активно применялись публичные порки и другие телесные наказания. Об этом же заявил и каждый пятый из 530 опрошенных детей.

 

За возврат телесных наказаний в учебные заведения выступает и нынешний министр образования страны Майкл Гоув. Прошлым летом преподавателям все-таки разрешили физически предотвращать действия подростков, если они угрожают общественному порядку.

 

«Если какой-то родитель теперь слышит в школе: „Извините, мы не имеем права применять к учащимся физическую силу", — то эта школа не права. Просто не права. Правила игры поменялись», — заявил министр.

 

Причины возврата к жестким наказаниям — реакция на возросшую агрессивность подростков. Около 40% учителей испытали на себе унижение со стороны подростков. А прошлогодние беспорядки молодежи в Лондоне ускорили принятие решение.

 

Подростковая агрессия — явление общеевропейское, и Россия не исключение. Выстрел из стартового спортивного пистолета за сделанное на уроке замечание, серная кислота, выплеснутая в лицо учителю после «двойки» за контрольную, камень, брошенный в затылок, попытка зарезать учителя. Это далеко не полный перечень «подвигов» российских школьников.

 

Так бить или не бить? Вот в чем вопрос. Конечно, он не так актуален, как, например, пить или не пить, но проблема такая все равно существует. Бить или не бить — это возможность или невозможность физического воздействия на подростка. Сразу оговорюсь, что эта проблема не имеет ничего общего с узаконенными и регулярными телесными наказаниями. В свое время советский педагог Антон Макаренко, исходя из собственного опыта, сформулировал методический прием, который назвал «педагогический взрыв». В своей «Педагогической поэме» он так описывает «рождение» этого метода:

 

«Первые шесть воспитанников, прибывшие в колонию имени Горького, — отнюдь не беспризорные дети, а прекрасно одетые парни, уже участвовавшие в квартирных кражах и грабежах. С вежливой небрежностью выслушивая не то предложения, не то просьбы воспитателей съездить за водой, расчистить дорожки от снега, наколоть дров, они весело и глумливо отказываются от этого. Нужны дрова — парни ломают деревянную крышу сарая. Делают они это с шутками и смехом: «На наш век хватит!».

 

В отношениях воспитанников и воспитателей с каждым днем все резче проступает наглая издевка. Дело кончается неожиданно. Когда в одно прекрасное утро воспитанник Задоров в ответ на предложение пойти порубить дров для кухни заявляет: «Иди сам поруби, много вас тут!» — заведующий с размаху ударяет его по щеке. Потом в запале дает ему еще несколько пощечин.

 

В состоянии «дикого и неумеренного гнева» заведующий ставит перед воспитанниками вопрос с ультимативным «или...»: «Или всем немедленно отправляться в лес, на работу, или убираться из колонии к чертовой матери!»

 

С этими словами он уходит из спальни. После этой кульминации-катастрофы, после очевидного «педагогического падения» заведующего наступает вовсе неожиданная развязка. Разнузданные хулиганы послушно идут вслед за заведующим к сараю, где все вместе вооружаются топорами и пилами. В лесу, к удивлению заведующего, «все прошло прекрасно».

 

Сегодня бы великому педагогу за такой «педагогический взрыв» как минимум грозило бы увольнение, а то и реальный срок заключения. Тем не менее в учительских кругах с определенными оговорками признавалось и признается, что физическое воздействие иногда единственный способ адекватной реакции педагога. Оно (воздействие) имеет точно такое же право на существование, как и другие методы воспитания. Нет плохих методов, есть неумелое их использование.

 

Физическое воздействие (сплошная канцелярщина) с некоторыми натяжками можно сравнить с дуэлью. Хаму, наглецу, клеветнику дается пощечина с последующим вызовом на дуэль. Важна не сила удара, а сам факт пощечины. Точно так же и при «педагогическом взрыве». Учительская или родительская пощечина подростку означает, что другая реакция попросту невозможна. Я не знаю, есть ли статистика эффективности «педагогического взрыва», поэтому сошлюсь исключительно на свой житейский и педагогический опыт. Я в десятом классе. Весна. Первая любовь. Вечерние прогулки. С мамой договорились, что возвращаюсь не позже 11 или 12 вечера. Один раз загулял. И возвращался глубокой ночью. На улице встречаю маму. Она подходит ко мне, дает пощечину и говорит: «Ты можешь даже не прийти ночевать, но обязан предупредить, чтобы твои близкие не беспокоились». Эту пощечину я пронес через всю свою жизнь. Я всегда предупреждал маму, жену, если задерживаюсь. Точно так же теперь меня предупреждают мои дети.

 

Я — учитель. У меня «окно» в расписании. Стою на этаже. Вдруг из класса выбегает заплаканная учительница. Что случилось? Сделала на уроке восьмикласснику замечание. Он ее послал на три буквы. Я зашел в класс, вызвал того ученика, завел в укромный уголок и дал ту самую пощечину. Педагогический результат: он извинился и до окончания школы никогда не позволял себе хамства по отношению к учителям.

 

Я — директор. Совсем молодой (27 лет). Школа-новостройка на окраине Москвы. Две с половиной тысячи учащихся вместо положенной по норме тысячи. 70% детей из семейных общежитий. Любимый напиток их родителей в годы антиалкогольной кампании — пиво с дихлофосом. В седьмом классе подросток-переросток (15 лет), не по годам физически развит. Идет урок. Ко мне в кабинет вбегает молодой парень — учитель литературы. У него окровавлена губа. Этот переросток сидел у него на первой парте и ничего не делал. Учитель потянулся к нему за его тетрадкой, но в итоге получил удар кулаком. Я поднялся в класс и уже вместе с этим учеником спустился к себе в кабинет. Ударил прилично, не пощечина. Педагогический результат: рецидивов больше не было, брал его во все походы, где он был незаменим. После восьмого класса он сел в тюрьму за нападение на милиционеров. Больше в моей практике «педагогических взрывов» не было.

 

По моему убеждению, на такой способ воздействия способен только мужчина-учитель (в семье возможны варианты). В современной феминизированной школе вряд ли «педагогический взрыв» возможен и уместен, поэтому имеем то, что имеем: хамство, издевательства по отношению к слабой половине учительства. Может быть, только регулярные розги безо всякого «взрыва» и помогут. А возмущенным родителям, если такие объявятся, вслед за английским министром повторить: «Извините, правила игры поменялись».

Георгий Янс