Сергей Валянский, Дмитрий Калюжный
Мир потребительства

Человек, подобно всем животным, проявляет биологическое стремление возрастать в численности при достатке еды. Но имеется принципиальное отличие: другие живые организмы придерживаются в общем-то фиксированного уровня потребностей, а человек постоянно увеличивает запросы. И он не добывает еду, выросшую естественным образом, а тратит прочие ресурсы на её производство! Значит, не обязательно увеличивать количество людей, чтобы достичь кризиса. Достаточно при той же численности увеличить потребление. Что и происходит.

Читатель может предположить, что мы намерены в очередной раз критиковать пресловутое потребительство. Нет, мы не станем этого делать. «Яндекс» по запросу «общество потребления» даёт полторы тысячи ссылок; зачем же нам повторяться? Мы просто предложим читателю самому подумать о симпатиях и антипатиях между разными общественными структурами. Например, как чувствуют себя в условиях развивающегося кризиса финансы и рынок, средства массовой информации (СМИ) и реклама; какова ситуация с культурой, семьёй и образованием?.. На наш взгляд, первые четыре очевидно на взлёте. Вторые три очевидно деградируют. А самое поразительное, что их взаимодействие постоянно порождает «лишних» людей!

Для рынка — структуры, продающей товары, — люди и семьи, да и вообще всё общество представляют собой ресурс, «потребляющую деталь» (челюсти) глобального механизма, превращающего все вообще ресурсы в отходы. Те, кто потреблять не может, глобальному рынку не нужны и вольны хоть сдохнуть.

До чего точен Кейнс: «Занять себя — пугающая проблема для обычного человека... если у него больше нет корней на земле, или в культуре, или в любимых занятиях традиционного общества»*! Но вернуть «традиционное общество» никто никакому «лишнему» человеку не позволит (чтобы не было соблазна для других и чтобы они там зря не тратили ресурс, помимо глобального рынка), а сдыхать этот брошенный на произвол судьбы человек не желает. Что же ему делать? Или вредить «правильным» потребителям, болтаясь по их чистым городам пьяным и обкуренным — и его будет бить полиция, или устраивать «международный терроризм» — и его будет бить армия. Уж на что, на что, а на битьё «лишних» представителей рода homo sapiens деньги найдутся!

* Keynes J. Maynard. Essay on Persuasion, 1930.

Для рекламы люди — рынок сбыта. Все, кто не потребитель их «продукта» — рекламы, лишние. Не случайно в феврале2002 года тогдашний российский министр Лесин заявил с трибуны Госдумы, что «сейчас... рынок информации становится таким, каким и должен быть: экономическим»! Кто платит? Рекламодатель. Между тем рынок — он и есть рынок: за что платят, то и сделает. А, скажем, телеканал «Культура» приходится содержать правительству; рекламе и рынку любители Шекспира, Моцарта и народных инструментов не интересны: аудитория мала. Зачем же им поддерживать канал «Культура»? Они и не поддерживают. «Лишние» люди эти театралы и музыковеды! В таких условиях для СМИ люди — товар. С одной стороны, денежные вклады рекламодателей — основа бюджета СМИ. С другой стороны, современная реклама стала тем «игроком», которому распространители информации продают свою аудиторию. Значит, что требуется от СМИ? Правильно: производить товар, то есть, заманив к экрану или журнальной странице возможно большее количество людей, воспитать их в нужном духе: чтобы они стали падки на рекламу. Этим и занимаются СМИ, разрушая культуру, семью и образование.          

Для производственной структуры люди — трудовой ресурс. Им приходится платить зарплату. Если платить много, потеряешь преимущество в цене — значит, надо платить мало. Но если платить мало, то обедневшие людишки свернут потребление и упадёт сбыт. Эта двусторонняя проблема решена через тот же глобальный рынок: кое-где (в Юго-Восточной Азии и некоторых других местах) много производят за маленькую зарплату, кое-где от пуза потребляют.

Итак, живые люди, сообщества с их культурой, да и всё человечество в целом используются процветающими структурами в качестве ресурса, рынка сбыта или товара. Все эти качества требуют унификации и, скажем так, «предпродажной подготовки» человечества. Соответственно идёт нивелировка культуры и опошление отношений.

Конечно, есть региональные различия. Потребление благ в США, странах Западной Европы и некоторых других местах, в которых дислоцируются штаб-квартиры финансовых транснациональных корпораций (ТНК), выше, чем в других регионах. Вызвано это тем, что здешнее население будет использоваться (уже используется) в ещё одном качестве: ударной силы против возможного недовольства. Мировой лидер в области потребления — Северная Америка. В США и Канаде проживает 5,2 % населения планеты, но на эти страны приходится примерно 31,5 % мировых потребительских затрат. Немного отстала от Америки Западная Европа; проживающие здесь 6,4 % населения Земли потребляют28,7 % мировых продуктов. В Австралии и Новой Зеландии также доля населения (0,4 %) ниже, чем доля потребляемых ими продуктов в мировом раскладе. Страны Восточной Европы и бывшего СССР (7,9 % мирового населения) позволяют себе 3,3 % общемировых потребительских расходов. Их, как и Латинскую Америку, можно считать «середняками». Азия и Африка — бедные регионы мирового, доля потребления 2 %) и Африка южнее Сахары (население, а к наиболее бедным относятся Южная Азия (население 22,4 %10,9 %, доля потребления 1,2 %). Итак, первая группа стран — 12 % человечества — потребляет более 60 % всех производимых товаров, а значит, и природных ресурсов, в число которых входит человеческий труд. «Середнячкам», бедным и самым бедным - 88 % населения — достаётся 40 % товаров. По сути, они добровольно делятся с богачами. В Штатах «душа населения» потребляет благ в среднем примерно в 14 раз больше, чем в России, и в 65 раз больше, чем в Южной Азии. Будем ли даже предполагать, что средний американец трудится в 14 раз больше русского или в 65 раз больше индийца?.. Но так уж устроена система: если, например, Южная Азия не будет отдавать избыток развитым странам, не получит она и своих двух процентов! Рухнет весь «карточный домик». В странах ЮВА, Китае и некоторых других крайне низкая зарплата. Казалось бы, имея финансовые резервы, любая страна может легко повысить зарплату своим рабочим и выплаты своим бюджетникам. Но нет! Все валюты привязаны к доллару, все правительства держат свои резервы в США — и никто их не трогает. У китайцев в американских банках лежит денег на многие миллиарды, но они их там и оставляют, не спешат забрать, а целенаправленно сдерживают зарплату китайских трудящихся, поддерживая экономику США. То же делает и Япония, балансируя между человеком-производителем (своим, японским) и человеком-потребителем (американским), вынужденно поддерживая американскую экономику. И происходит вся эта тонкая балансировка в чрезвычайно нестабильных условиях, требующих непрерывного роста ВВП!

Вся ситуация в целом напоминает езду на велосипеде с ведром воды на голове: стоять на месте нельзя — упадёшь, надо всё время двигаться, и чем быстрее, тем выше устойчивость. Но всякие привходящие факторы (порыв ветра из-за кустов, выбоина, камень на дороге) грозят ездоку падением, причём чем выше скорость, тем будет больнее. В такой «потребительской» гонке пропасть между бедными и богатыми странами (и между бедными и богатыми людьми в каждой стране) со временем только увеличивается, а «середняки» скорее скатываются к бедным, чем приближаются к лидерам потребления. Поэтому, если рассуждать детерминистски и экстраполировать картину в будущее, можно сделать вывод, что богатые страны, несмотря на «временные трудности», будут всегда повышать уровень своего потребления, а бедные однажды обнищают окончательно и с тоски повесятся. Но потребление отнюдь не самое главное занятие на свете! Своими действиями общественные структуры сами изменяют «колею» дальнейшего движения, и совсем не исключён вариант, что при катаклизме, который выбьет из седла «американского велосипедиста», отставшие от него, казалось бы, навсегда «ездоки» — страны так называемого Юга — легко обгонят валяющегося на земле вчерашнего гиганта. Ведь уже сейчас, при растущем неравенстве в потреблении благ, по некоторым другим важным позициям разница между Севером и Югом быстро стирается! Нынешняя разновидность мирового капитализма — глобализм — такова, что рассматривать приходится всю систему сразу. Изучать её по частям, а тем более по регионам (как это сделал Маркс, анализировавши европейскую разновидность капитализма) теперь уже не только не полезно, но и вредно. Посмотрим повнимательнее. На протяжении последних десятилетий в США заводы закрывались; высокотехнологическое и вообще всякое производство было перенесено в страны Юга, где рабочая сила дешевле. Но развитие здесь производства год от года повышает цену  рабочей силы, ведь для обслуживания современного производства вчерашняя «провинция мира» готовит технические и научные кадры, а для этого создаётся и быстро развивается местное образование. А Соединённые Штаты постепенно теряют своё техническое и технологическое преимущество, и образование тут, как всем известно, в глубоком кризисе, специалисты — сплошь эмигранты из того же Китая, Индии и России. А эмигранты, приехавшие сюда в погоне за «длинным долларом», скажем прямо, люди мало моральные: случись Штатам «вылететь из седла», они мигом бросят их и вернутся домой, на Родину. Штаты останутся голыми. Близкий аналог — тепло и холод: если поместить что-то горячее в холодную воду, то холодное нагреется, горячее остынет. Потоки энергии и вещества, благодаря которым функционирует динамическая система (в нашем случае человечество), ограничены, происходит диффузия, благосостояние уходит наружу, и ситуация выравнивается. Мир перевернётся: русские, китайцы и индусы получат свой шанс.

Но, как уже было отмечено, в неравновесной системе всё взаимосвязано. Если рухнет экономика США и доллар, неизбежно рухнет экономика всех стран, и как будет реализован полученный шанс — невозможно предсказать никаким образом.

Прошлый опыт показывает, что начнётся отчаянная битва за власть и ресурсы, и это есть вопрос организации и самоорганизации в динамических структурах. В предисловии к книге мы отметили, что действия по достижению «светлого будущего» всегда приводят к последствиям, которых не ожидали. Яркий пример последнего времени —повсеместная компьютеризация. Сколько было восторгов, когда она только начиналась! Мало кто обратил внимание на предупреждение, сделанное создателем кибернетики Норбертом Винером: «...Автоматическая машина... точный  экономический эквивалент рабского труда. Любая рабочая сила, которая конкурирует с рабочей силой раба, должна принять экономические условия рабского труда. Совершенно ясно, что это произведёт ситуацию безработицы, по сравнению с которой существующий спад и даже депрессия тридцатых покажутся приятной шуткой»*.Однако он оказался прав. Снижение себестоимости продукции в силу упрощения учётных операций и себестоимости продаж за счёт электронного маркетинга и менеджмента сопровождалось массовыми увольнениями. Внедрение новых технологий привело к столь громадному сокращению занятости в основных отраслях промышленности и сельском хозяйстве, в сфере услуг и торговле, в банковском деле и даже искусстве, что мы в книге «Понять Россию умом» назвали одну из глав «НТР = безработица + нищета». Создаваемое техническим прогрессом некоторое число новых рабочих мест неизмеримо меньше того количества, которое ликвидируется им же.

* Wiener N. The Human Use of Human Beings. New York : Houghton

Mifflin, 1950. P. 162. Цит. по книге Б. Лиетара «Будущее денег».

В США уровень безработицы составлял в среднем: в 1950-е годы — 4,5 %, в 1960-е — 4,8 %, в 1970-е — 6,2 %, в 1980-е — 7,3 %. Затем официальная статистика показала тенденцию к улучшению; внимательный анализ открывает тайну этого «улучшения»: пал Советский Союз. При всех своих уродствах СССР, официально стоявший на идеологии защиты прав трудящихся, давал мощный пример для всего мира. С его исчезновением условия труда в Штатах существенно ухудшились, размеры зарплат снизились, но показатели безработицы улучшились. Но с 2001 года они опять начали ухудшаться. В Западной Европе накануне XXI века уровень безработицы завис на очень неприятном уровне в 10 % работоспособного населения. В 2003 году в России безработных было 10 %, в мае 2004 года — 7,2 %; тогда же в Германии — 11,5 %, в Японии— 4,6 %. Да, даже в Японии, где пожизненная работа в одной компании фактически рассматривается как неотъемлемое право человека, безработица есть и растёт. В разных странах и процессы идут разные, и причины безработицы разные. В США люди теряют работу потому, что производство уходит в другие страны, где зарплата иногда на порядок ниже. В Японии — потому, что здесь производят товар на экспорт, а США не могут потреблять все японские товары, ведь в Америке (невозможно поверить!) дефицит денег, люди живут в кредит. В Европе промежуточная ситуация: тут есть своя дешёвая рабочая сила, но потребительский рынок маловат, евро дорогой... Но это ещё не всё! Надо учитывать, что со старой, хорошо изученной ситуацией сезонных колебаний безработицы покончено. Люди меняют не места работы, а профессии; они не попадают в статистику безработицы, но несут ничуть не меньшие психологические нагрузки. Затем: повсюду, по всему миру идёт снижение числа постоянно занятых. Обзор, выполненный Крэнфилдской школой управления по поручению Европейской комиссии, сообщил об увеличении частичной или срочной (на срок до трёх месяцев) занятости в четырнадцати европейских странах. Самый большой рост был в Нидерландах, где 70 % корпораций увеличили использование частично занятых работников. Более половины немецких, итальянских, финских и шведских корпораций делают то же самое. Остальная часть Европы зарегистрировала увеличение частичной занятости в 30—50 % корпораций.

Ну и, наконец, рост зарплаты не только отстаёт от роста цен, но зачастую и просто падает. В Штатах тридцатилетний мужчина в 1970 году зарабатывал на 15 % больше, чем его отец, когда был в таком же возрасте; через поколение тридцатилетний мужчина приносит домой на четверть меньше, чем когда-то его собственный отец. Насколько упали доходы в России, говорить нечего.

Пока есть источники энергии, можно мечтать об улучшении и даже принимать какие-то меры, проплачивать социальные программы. А что делать, когда кончится нефть? Когда окажутся «в минусе» вообще все необходимые ресурсы? Ведь мы уже говорили, что превысить ресурсный предел в принципе нельзя, неизбежны коллапс и катастрофа.

К этому надо готовиться!

Сигналов, показывающих, в какую пропасть мчится наш неустойчивый «велосипед», теряя на ходу «лишних» людей, вполне достаточно, чтобы если не притормозить, то хотя бы задуматься. Готовить кадры, перенастраивать систему образования, переводить людей на землю, расселяя города...

Но финансовая структура мира, которая, как мы уже показали, выживает сама по себе, пока (пока всё не грохнулось) наращивает гонку потребительства. С точки зрения предлагаемой теории эволюции человеческие сообщества (как и все динамические системы) стремятся к устойчивости, и в качестве синхронизирующей структуры всегда выступает самая долгопериодная. Однако другие, короткопериодные внутренние структуры могут сорвать всю систему с устойчивого режима.

Самая «длинная» категория — культура. Самая «короткая» — политика. Хороший интриган, сев на трон или рядом с ним, может менять политику каждый месяц, тасуя людей и идеи, как колоду карт, разрушая экономику и финансы, а вслед за тем и культуру. И в своём развитии от «начала» и до «конца» быстрые обгоняют медленных и меняют их путь! Например, развитие общества требует определённого уровня образованности граждан. Образование — структура средней долготы.

И вот однажды наступает момент, когда «короткой» структуре производства хватает лишь небольшого количества образованных кадров, а ещё более «короткой» структуре продаж требуется как раз побольше необразованных дураков-потребителей. И структура образования, из которой, собственно, выросли руководители и государства, и экономики, впадает в кризис и деформируется!

Повторяем ещё раз: меняя один параметр системы (улучшая его для интересов одной из структур), ухудшаешь другой. Это закон эволюции, и его не обойти.

Культура — синхронизирующий параметр для всех нижестоящих структур. Культура — это не просто пляски, матрёшки и сказки, а целый комплекс приёмов выживаемости, сложившийся за многие века, обусловленный существующими именно в этой местности климатом, природными условиями, внешним окружением, численностью и другими параметрами. Если под влиянием рынка меняется она, то вслед за ней последовательно деформируются и все прочие: образование, язык*, — и требуется уже значительное время, чтобы система стабилизировалась на новом уровне.

* Вспомним коверканье русского языка, навязываемое рекламой для денежной выгоды торговых компаний: «хрустики», «сникерсни» и т.п.; явное опошление языка литературы и театра; откровенный мат на улицах.

Можно привести пример и из нашей современности: ряд реформаторов во главе сначала с Б.Н. Ельциным, а теперь В.В. Путиным тщатся внедрить в России чуждые нам либеральные идеи с Запада, и что-то плоховато идут дела! А это сопротивляются наши «долгие» структуры: пока они не перемелют либеральные идеи под русскую действительность, успеха не будет.

На всей планете происходит глобальное подавление долгопериодных структур всех стран одной «короткой» — финансами, что ведёт к переходу системы в иное качество. Польза от этого только финансам, всё остальное разрушается. В силу дискретности человеческого существования (ибо человек смертен) быстро «стирается» культура, носителем которой является каждый человек, а нового параметра, который мог бы стабилизировать систему на более высоком уровне, нет. От экономики требуется непрерывный рост, но увеличение выдачи продукции с одной стороны означает ускоренное выгрызание остатков ресурсов с другой стороны. Из-за этого нас и ожидает конец света.

Приведём пример, как потребительство лишает будущего наших детей. Автомобили, телевизоры, холодильники и множество других полезных вещей способны надёжно служить человеку годами. Добротность и долговечность — неоспоримые достоинства вещей, с точки зрения потребителя, но эти же качества, с точки зрения производителя и продавца, превратились в их вопиющий недостаток. И вот новизна провозглашена главным достоинством, жизненной целью. Вся ударная сила рекламы направлена на то, чтобы заставить потребителя чувствовать себя глубоко несчастным, если у него нет той или иной новинки. Британские экономисты подсчитали, сколько бытовой техники регулярно выбрасывают на свалки англичане. Оказывается, стоимость гор электроники, отправленной в утиль, достигает семи миллиардов долларов. Это вполне исправная техника, не прослужившая и двух лет — но реклама заставила людей покупать более новые модели компьютеров и мобильных телефонов. А старые не принимают даже в комиссионных магазинах. Сейчас одних только брошенных, но вполне годных мобильников в Британии более восьмидесяти миллионов. А ведь на изготовление новинок тратятся невосполнимые ресурсы! А выброшенные приборы загрязняют среду! А вовлечённые в оборот «купи-выбрось-купи» люди оставят своим детям пустыню!

Но такое поведение людей необходимо в рамках нынешней денежной парадигмы. Если этого не делать, люди потеряют работу: чтобы кто-то получил зарплату, кто-то должен купить. Остановиться нельзя — повторим для ясности — в рамках нынешней парадигмы. Нам могут возразить: при чём тут денежная система? Люди просто желают повысить своё благосостояние. Что в этом плохого? Как говорил один из героев фильма «Берегись автомобиля»: «Человек просто умеет жить!» Но дело — в процентной составляющей наших денег. Давайте посмотрим, как взаимосвязаны денежная система и будущая нестабильность, каким образом процентные ставки порождают всеобщую тенденцию «неуважения будущего».

Допустим, какой-то частный проект — например, покупка энергосберегающей техники — требует вложения 1000 долларов, но позволит экономить ресурсов на 100 долларов каждый год в течение следующих пятнадцати лет. Движение финансов в этом проекте должно выглядеть так: начиная, казалось бы, с убытка, с потраченных прямо сейчас 1000 долларов, в каждый год из следующих пятнадцати лет мы экономим по 100 долларов, а всего, стало быть, сэкономим 1500 долларов. Правда, просто? И выгодно.

Однако финансовый аналитик тот же проект видит иначе. Для него совсем не очевидно, что в первый год мы сэкономим100 долларов. Из предположения, что ставка процента одинакова на протяжении всего срока — 10 % годовых, он сделает вывод, что экономия за первый год будет составлять только91 доллар. Ведь можно положить в банк 91 доллар сегодня с10-процентной нормой доходности и автоматически получить те же самые 100 долларов через год!

Из этих же соображений 100 долларов через два года будут стоить только 83 доллара, через три — 75 долларов и т.д. К десятому году проекта 100 долларов представляются аналитику только как 39 долларов, а к пятнадцатому году — как жалкие24 доллара*.

* На основании примера, предложенного Бернаром Лиетаром. Всезначения округлены, ибо приведение десятых долей не изменит сути.

Итак, то, что выглядит резонной инвестицией с экономией энергоресурсов в полторы тысячи долларов на вложенную тысячу, оборачивается глупостью, с точки зрения финансового аналитика. На те же деньги сегодня можно сжечь сколько угодно углеводородов, а что будущие поколения останутся без нефти, так это их трудности. Если мы запланируем проект не на пятнадцать, а на сто лет, то последняя сотня долларов обернётся семью центами. Через два века от неё останется несколько сотых долей цента. Неудивительно, что, хотя кое-где силами энтузиастов и внедряются энергосберегающие новинки, в целом экономика сжигает оставшиеся пока ресурсы с ускорением. Будущее не принимается в расчёт! Экономическая парадигма, основанная на процентном росте денег, ТРЕБУЕТ принести в жертву и культуру нынешнего поколения, и возможности выживания будущих поколений. Люди, занятые в этой структуре: хозяева, менеджеры, инженеры, бухгалтеры, простые рабочие, — вынуждены закрывать глаза на то, что будущее всегда у дверей, а не

через тысячу лет. Это беда психологическая: никто не будет ничего менять, пока не доедем до края. Никто, прочитав нашу книгу, не ринется прямо сейчас что-то менять. Мы пишем о том, что надо будет делать, когда наш вихляющийся, неуравновешенный, перекошенный, наш странный «лисапед» — цивилизация — доедет туда, куда едет. Наша книга — про возможность введения других денег и про другой стиль жизни — не «для сегодня». Она для тех, кто выживет.

Деградация общества

Всем нам приходилось видеть американские фильмы, и, возможно, многие обратили внимание: как только речь заходит о семейных обстоятельствах жизни героев, так в большинстве случаев оказывается, что супруги разведены. Многие фильмы прямо с этого и начинаются: мамаша с папашей спорят, «чей день» вести ребёнка в зоопарк. Это точное отражение действительности: институт семьи в США рухнул. Забыты продержавшиеся тысячелетия представления о святости уз брака. Отошла в прошлое даже практика свинг-семей, когда пары встречались для совместного секса; в моде так называемый стыковой секс, когда никто никому ничего не должен: удовлетворил потребность — и иди гуляй. То есть регресс семьи, перешагнув через пары, перешёл на следующий уровень. Понятно, что дальше произойдёт окончательный отказ от семьи как ячейки общества, а затем и воспитание детей уйдёт из жизни людей. Механизм переработки природных ресурсов в отходы дополнится механизмом создания некоего среднего человека, биомассы рабочего- потребителя.

Эти выводы мы делаем отнюдь не на основе просмотренных фильмов, а на основе статистики. В США количество родов от незамужних матерей менее чем за тридцать лет выросло впятеро, и уже в 1990-х больше половины американских детей жили в неполных семьях. Количество подростков, живущих самостоятельно, утроилось, и это одна из главных причин подростковой смертности; на каждое удавшееся самоубийство подростка приходится от пятидесяти до ста неудачных попыток. За считанные годы количество подростков 13—18 лет, нуждающихся в антидепрессантах, выросло в Америке со 148 до 217 тысяч. У детей в возрасте от 6 до 12 лет этот показатель выглядит ещё более ужасающим: он вырос с 51 тысячи до 203 тысяч.

Америка в деградации семьи и воспитания детей всем пример, поскольку первой катится по этой дорожке. Но по количеству внебрачных детей Исландия, Швеция, Дания, Франция и Великобритания обгоняют Штаты. Только Японии удалось сохранить такой же низкий уровень, какой наблюдался там тридцать лет назад*. Вообще по всему миру, если рассмотреть разнообразие социумов: племя — расширенная семья (состоящая из родственников разных поколений) — атомарная семья (в рамках одного поколения) — неполная семья — отдельный индивидуум — депрессивно настроенный человек, — идёт деградация. И чем более страна «развита», тем страшнее эта тенденция.

* The Family: Home Sweet Home // The Economist, 1995, September 9, p. 26.

В США и Северной Европе в первой половине XX века расширенная семья ещё считалась нормой. К середине века стали предпочитать атомарную семью. Сегодня же «средняя ячейка общества» в этих регионах уже передвинулась от атомарной семьи к более простому варианту (неполная семья, депрессия и суицид). То же самое началось в южной части Европы. В Италии, например, совсем недавно правильной la famiglia считалась расширенная семья из шестидесяти, а то и восьмидесяти человек, которая включала, конечно, несколько поколений: дедушек, родителей, детей, дядьёв и тёток, двоюродных братьев и сестёр, племянниц и других родственников и свояков. Теперь эта норма сдвинулась по направлению к атомарной семье. В ту же сторону двинулись латиноамериканские культуры. В племенах коги в Колумбии, и чипибо в перуанской сельве, и у индейцев хопи, что живут в Аризоне, — повсюду можно услышать одни и те же сетования стариков: молодёжь теряет связь с племенем. Молодые живут в маленьких группах или даже только в среде ближайших родственников. Они поступают «как белые»! Об этом пишет Бернар Лиетар, а ему можно верить: учёный поработал и в США, и в Перу, и в других странах американского континента, воочию наблюдая, как племена, принявшие в качестве средства обмена процентную валюту белых, разваливались. Короче, во всём мире структура семейной жизни претерпевает фундаментальные изменения, и они происходят очень быстро. Хаотизация этой общественной структуры происходит на фоне увеличивающегося всевластия финансовой структуры мира и политической глобализации и отражает действие правила, характерного для неравновесных динамических систем: наведение излишнего порядка в чём-то одном обязательно вызывает излишний беспорядок в чём-то другом. А как было раньше? В каких условиях в разных сообществах развивалась структура семьи? Антропологи обнаружили, что возникновение общества зависит отнюдь не из-за близости проживания людей — иначе бы любая высотка в большом городе уже бы создавала сообщество. Даже общий язык, религия, культура автоматически сообществ не образуют, а играют вторичную роль — и они, и сообщества возникают и выживают ТОЛЬКО там, где люди безвозмездно заботятся друг о друге в рамках своеобразной «экономики подарков». Суть достаточно проста. Предположим, вам нужна соль. Пошли вы в магазин, заплатили деньги и купили пачку соли. Всё! Вы получили соль, продавец — деньги, и вы с ним расстались, ничем друг другу не обязанные.

Совсем другая ситуация, когда вы идёте к своему соседу, и он дарит вам кулёк соли. Вы получили желаемое, но ситуация другая. Нельзя сказать, что вы теперь ничем друг другу не обязаны. У вас возникает потребность ответно быть полезным соседу! Вы с ним создали сообщество. Доказательств тому, что через акты заботы и дарения, при отсутствии денег в современном понимании, возникали сообщества, масса. До сих пор свою приязнь люди фиксируют подарками: на дни рождения, в праздники; особенно ярко это проявляется при создании нового сообщества — семьи: тут без подарков никак не обходится.

...Наверное, это трудно понять. Попробуем ещё раз. Нормально, когда в сообществе каждый заботится о каждом, ставя общее выше личного. А ненормально, когда каждый заботится только о себе, переводя на своё проживание интересы общества и будущего. Эволюция привела к появлению денег, чтобы фиксировать акты дарения. Затем инструмент обмена дарами превратился во владыку мира; сообщества и вообще культура начали разрушаться в угоду «золотому тельцу»... Неестественные средства обмена заменили традиционные способы отношений и разрушают сообщества. В России этот процесс идёт полным ходом; мы «наконец-то» начинаем  «догонять и перегонять США», и это неудивительно, поскольку именно из Америки российские шарлатаны-реформаторы завозят свои бубны.

...Однажды папа римский Иоанн Павел II обратился к верующим, собравшимся на площади Святого Петра в Риме, с предостережением: нельзя заменять прекрасную традицию рождественских подарков «оголтелым скупанием всего и вся, лишь бы только это было перед Рождеством». Как заявил папа, та картина Рождества, которую несёт в массы реклама, противоречит тому, к чему призывает христианское учение в этот святой праздник. Добавим: «оголтелое скупание» противоречит природе человека вообще; битва за деньги и личные блага между светлыми праздниками лишает будущего нас всех.

Из доклада И. Малькова*: «...Почему либеральному обществу не нужны дети? Для человека они всего лишь нагрузка, не имеющая положительного экономического и социального эффекта. Рождение детей уменьшает доход семьи, забирает ресурсы взрослых, понижая её доход и размеры пенсии. А ребёнок уходит из семьи, не обеспечивая родителей ни деньгами, ни заботой, ни вниманием. Кто-нибудь понимает у нас, что пенсионная система сегодня делает детей ненужными для родителей и ведёт к моральной деградации и вымиранию общества?  Почему в России сегодня при живых родителях больше беспризорных детей, чем после войны? Потому что они никому не нужны...»

* Статья опубликована на сайте GlobalMatrix.ru.

Не так давно в Москве прошла Международная конференция «Семья и демография». Приведём выдержки из выступлений участников.

Ева Ковалевска, директор Европейского отделения Human Life International (Польша, Гданьск): «Людям внушают: «Бери от жизни всё». И вот следствие — дети из благословения Божия превратились в проклятие...»

В.Г. Остроглазов, доктор медицинских наук, заведующий отделением острых психосоматических расстройств НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского: «...За 10 лет число детей, умерших от наркотиков, увеличилось в 40 раз. Поистине чудовищный рост самоубийств затрагивает всё более ранние возрастные группы. Введена графа: дети 5—9 лет. В среднем в год кончают с собой 60 тысяч человек. А ведь до 1917 года Россия по этим показателям стояла на одном из последних мест в мире. Тогда было 2,7 случая на 100 тысяч населения, а сейчас же — от40 до 200. Появились двойные, тройные, множественные самоубийства... Уже десятилетние дети обнаруживают чувства отчаяния, одиночества, утраты смысла жизни...»

В. Ансимов на ярославском сайте «Традиция» (аналитическое обозрение православных СМИ) пишет: «Иначе как осатанелостью подобное явление, сбрасывающее человека с пьедестала образа и подобия Божьего, на уровень развития — ниже скотского, не назовёшь... Человек спивается или уходит с головой в наркотический дурман только тогда, когда теряет смысл жизни... Как говорят плачущие цифры статистики, ежегодно в России лишаются родительских прав 20 тысяч семей, сейчас в детских домах томятся 200 тысяч несовершеннолетних, по той же статистике 30 процентов из них попадут в преступные группировки и тюрьмы, а 14 процентов покончат с собой. Участь детей с улицы ещё более ужасная...» Это ненормально, но те же процессы идут в других странах бывшего СССР, принявших либеральную концепцию. Украинский депутат Георгий Крючков в 2003 году отметил, что за прошедшие десять лет население страны уменьшилось более чем на 4,2 миллиона человек, на 38,5 % снизился уровень рождаемости, на 26,5 % выросла смертность. И констатировал, что общество постепенно привыкает к такому страшному явлению, как бездомные и беспризорные дети... Те же процессы идут и вне СНГ.

Продолжая обзор мнений, скажем о прошедшей в Москве 18—21 июня 1997 года 5-й Конференции мэров крупнейших городов мира. Много там было похвальбы (куда без этого), но интересно, что проблемы сходны в разных регионах планеты. Вдумаемся, о чём говорили участники.

Мэр г. Абиджана г-н Эрнест Н'кумо Мобио: «...насилие, в том числе и вооружённые нападения, раньше было практически не известно в наших городах. Такие случаи происходили очень редко, но постепенно с начала 1980-х годов это явление стало проявляться, развиваясь всё больше и больше. И в последние годы оно достигло значительного уровня, сравнимого с уровнем развитых стран».

Читать окончание